У истоков

День 4 марта 1917 года считается

днем рождения белорусской милиции

Первым начальником минской (белорусской) народной милиции стал  Михаил Васильевич Фрунзе. Он находился на этой должности с 4 марта по 12 октября 1917 года.

М.В. Фрунзе (2.2.1885 — 31.10.1925) — революционер, совет-ский военный и государственный деятель. Родился в Кыргызстане, г. Бишкеке. Организатор и участник забастовки и во-оруженного восстания против царского самодержавия, член одного из первых в России Иваново-Вознесенского Совета рабочих депутатов. Прошел через царские тюрьмы, каторгу и ссылку, откуда сбежал на Западный фронт. Жил и работал под псевдонимом М.А. Михайлов. Создал в Минске социал-демократиче-скую группу, которая  стала одним из центров революционной  деятельности в Минской губернии, имела отделения в 3-й и 10-й армиях. После февральской революции 1917 года — один из создателей Минского Совета рабочих и солдатских депутатов, член его исполкома. будучи начальником минской милиции,       являлся членом Минского комитета РСДРП(б). Избирался членом Фронтового комитета, председателем исполкома Совета крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний. Был руководителем делегации от Белоруссии на I Всероссийском съезде крестьянских депутатов.

Дальнейшая судьба Фрунзе была  связана с командованием армией, фронтами, командованием вооруженными силами  Украины и Крыма. С 1924 г. — заместитель председателя  реввоенсовета СССР и наркома по военным и морским делам СССР, начальник штаба Красной армии, начальник Военной академии. С 1925 г. — председатель реввоенсовета СССР и нарком по военным и морским делам СССР.

Ошибочно мнение, будто большевик Михаил Фрунзе, став первым начальником минской (белорусской) милиции, обладал лишь организаторским талантом. На самом деле он лично расследовал многие уголовные преступления. Сегодня мы расскажем об одном из таких дел.

Судя по документам, в этой истории не последнюю роль сыграла небольшая заметка. Издававшаяся в дореволюционном Минске газета «Новое Варшавское слово» (редакция переехала из Варшавы в связи с немецкой оккупацией Польши) гналась за сенсациями. Даже самые, казалось бы, пустяковые новости это, по сути, бульварное издание обычно раздувало до грандиозных масштабов. И уж тем более газета не прошла мимо такого события.

9 июня 1917 года «Новое Варшавское слово» напечатало вот какую информацию: «На вчерашнем заседании городского исполнительного комитета общественной безопасности была доложена следующая странная история. К владельцу хутора, расположенного в 8 верстах от Минска, Шпаковскому явились милиционеры на автомобиле и заявили, что они будут производить обыск, так как, по их сведениям, здесь имеется спирт. Когда владелец хутора оказал сопротивление производству обыска и потребовал установить личности и предъявить ордер на право производства обыска, милиционеры стали палить из револьверов и быстро умчались на автомобиле. Владельцу хутора удалось заметить номер машины — 247. Шпаковский предполагает, что это были самозванцы в форме милиционеров.

Сегодня начальником милиции М. Михайловым будет произведено тщательное расследование этой странной истории…»

Происшествие, надо полагать, было чрезвычайным, поскольку речь шла о чести мундира, репутации стражей порядка. Поэтому начальник милиции сам взялся разобраться в случившемся. Подробности дела были изложены в протоколе, который по горячим следам составили в первом районе минской уездной милиции. Из документа следует, что 7 июня к начальнику обратился крестьянин Владислав Шпаковский, житель деревни Боровая Острошицкой волости. Он рассказал: рано утром к его дому подъехал автомобиль «Форд», в котором находились семь человек. Шоферу на вид лет 40, высокого роста, с русыми усами. Одет был в кожаную куртку. Один из пассажиров — в форме подпрапорщика, другой — унтер–офицер с Георгиевским крестом. Дальше рассказ заявителя совпадал с описанным в газетной заметке.

Первым делом Михайлов-Фрунзе занялся поиском «Форда». Оказалось, что этот автомобиль — военный и в указанное время находился в распоряжении комиссара третьей части (часть располагалась по ул. Долгобродской, ныне ул. Козлова) городской милиции. Комиссаром части тогда был И. Гутман, он подтвердил: да, машиной действительно распоряжался он, однако указаний по поводу обыска не давал. В тот же день Фрунзе направил Гутмана в деревню и вскоре получил доклад. От матери Шпаковского и его служанки Гутман узнал, что в имение на самом деле приезжали милиционеры и собирались его обыскать. Но поскольку Шпаковский, узнав, что сотрудники служат в городской, а не в уездной милиции, отказал в проведении обыска, работники правоохранительных органов уехали ни с чем. Важный момент: свидетели также заверяли комиссара в том, что никакой стрельбы тогда не было. Впрочем, позже и сам заявитель признал: мол, про стрельбу он выдумал.

«Мы считаем милицию, — не раз решительно утверждал Фрунзе, — органом городского самоуправления, а не представителем центральной власти. Задачу свою видим исключительно в охране общественной безопасности и поддержке революционного порядка». На то время это было довольно смелое и опасное заявление. Но в справедливости Михаила Васильевича не сомневались даже его недруги. Они точно знали: если в расследуемом деле виновность милиционеров будет доказана, их обязательно накажут по всей строгости.

Итак, что же произошло той июньской ночью 1917-го? Кто-то из крестьян сообщил милиционерам, будто на хутор «должны были привезти спирт», там, дескать, регулярно промышляют подобным. И подпрапорщик с коллегами, решив взять самогонщиков с поличным, поехали в имение. Но так как визы комиссара с собой не было (где ж ее взять-то ночью?), после отказа Шпаковского в проведении обыска сотрудники отбыли восвояси. Теперь на проверке дома настоял сам Фрунзе, но ничего найти не удалось. Местные жители подсказали: недавно Шпаковский вывез что-то в лес. Милиционеры пошли по следу и нашли там спрятанный самогон.

Это дело, которое теперь хранится в архиве, лишь подтверждает нетерпимость Михаила Васильевича к пьянству и самогоноварению. Искоренение этих зол Фрунзе считал одной из важнейших задач милиции и был беспощаден к винокурам и пьяницам.

По материалам печати и «Белорусской энциклопедии».